Модерн умер? Да здравствует модерн! То, что настало после, получило название «постмодерн» – буквально – «после-модерна». Само по себе это говорит о вторичности явления. Потом на смену ему пришёл метамодерн. Альтернативных вариантов названия этих периодов также существует масса. Давайте продерёмся через дебри словесных конструкций и красивых, но туманных определений, и поговорим, что же на фундаментальном уровне определяет нашу пост-/мета-эпоху. Пролить свет на это нам поможет осмысление работы современных медиа. Какие глубинные пласты человеческой культуры нашли отражение в нейрослоп-мемах? Есть ли выход из бесконечного постироничного повторения и рефлексии исторических нарративов прошлого?

История гностической катарской ереси — это по сути первая попытка Реформации, кардинально повлиявшая на историю Европы. Это и рассказ о том, как Франция захватила свои южные земли (язык которых еще в 19 веке отличался от французского сильнее, чем чешский от польского), а католическая церковь обзавелась новыми орденами и своей первой инквизицией. Еще внимания заслуживает тот факт, что большая часть современных нью-эйдж движений и эзотерики пропитана гностицизмом.

Вот уже три года с нами рука об руку идут большие языковые модели. Их справедливо считают и называют самым передовым направлением развития искусственного интеллекта! Или же вовсе не справедливо?... Вполне возможно, вся техносфера стала подчинённой некоему чужому видению. А может даже, мы попали в замкнутый круг национального мифа? Давайте разбираться!

В предыдущих двух частях мы с вами разобрали феномен русскоязычного Лондона в целом, а также поговорили о том, что называют Londongrad, обсудив звездных постсоветских обитателей этого города. На сей раз, мы перейдем к делам будничным — поговорим о русских обывателях Лондона.

Первая часть описания новороссийского анабасиса.